Источник Еженедельный журнал СПОРТ

Поле битвы - доска

Один участник будущих финалов чемпионата мира по шахматам уже известен. Это компьютер

Антон ОрехЪ

Любимейший кинематографический сюжет: машины, созданные человеком, выходят из-под контроля, порабощают своих создателей и правят миром. Кончается все кроваво, но оптимистично. Не в первой, так во второй или третьей части. Но в реальности Человек и Компьютер между собой всерьез сражаются пока лишь за шахматной доской. Тут тоже одна серия за другой. Вот только у этого сериала продолжений обещает быть очень много. Последнее на сегодняшний день представление устроили в Нью-Йорке великолепный российский гроссмейстер Гарри Каспаров и компьютерная программа X3D Fritz.

64 ПОЛЯ ДЛЯ ЭКСПЕРИМЕНТА

Шахматные программы существуют уже почти сорок лет. Но прошли десятилетия, прежде чем шахматный компьютер перестал быть забавным аттракционом, вызывающим умиление, как цирковая обезьяна на велосипеде («надо же, тоже ведь может!»). К середине 90-х уровень игры машин позволил им обыгрывать не только любителей, но и вполне квалифицированных профессионалов на турнирах, в программу которых в качестве эксперимента начали время от времени включать поединки с компьютером. Что, кстати, вызвало по большей части крайне негативную реакцию шахматистов.

Они объясняли протест тем, что не хотят участвовать в опытах, что перестраиваться с живого противника на механического и обратно сложно, а игра идет на деньги, терять которые не хочется, и т.п. На самом же деле казалось, что гроссмейстеры просто боятся проиграть. Потому что тогда проиграть компьютеру еще считалось постыдным. А победа над ним никаких моральных дивидендов не приносила. Так было до 1997 г., когда, как мы уже сейчас понимаем, случилось эпохальное событие – матч Каспарова против Deep Blue. Детище компании IBM – чудовищный монстр, таинственно запертый где-то на вершине небоскреба. Специально построенная машина, множество параллельных процессоров, позволявших пересчитывать в миллионы раз больше вариантов, чем человек. Считать компьютеры умеют лучше человека, намного лучше и уже давным-давно. Но умеют ли они играть? Мы полагаем, что игра – процесс интеллектуальный. Играть – значит обладать интеллектом. То есть это была и проверка компьютера на наличие интеллекта. Искусственного разума.

Каспаров проиграл тот матч. Не отдельную партию, а целый матч. Непобедимый Каспаров, находившийся в самом расцвете своего таланта, не проигрывавший матчей до того ни одному из живых существ! Победу Deep Blue назвали одним из главных событий года, а кое-кто и во всей истории минувшего столетия. И объяснения Каспарова никого не интересовали. Регламент соревнования был для человека крайне неудобен, работа компьютерщиков оказалась засекреченной. После окончания матча IBM разобрала машину, отказавшись предоставить распечатки ее «мыслительного процесса». У Каспарова, да и не у него одного, возникли подозрения, что Deep Blue играл как-то слишком по-человечески и на удивление осмысленно и быстро корректировал свое поведение. Чемпион уже в открытую называл соперников жуликами, а они не возражали, главное, ИХ аппарат победил сильнейшего шахматиста в истории. В конце концов, если ты сильнее – ты победишь, рассуждали болельщики. И чем могут помочь компьютеру люди-консультанты, когда никто в мире и близко не стоял с Каспаровым по уровню игры?

Каспаров просто недооценил соперника, не мог по ходу матча решить, играть ли ему в обычном стиле или в так называемые антикомпьютерные шахматы. Как и живого человека, машину можно сбить с толку. Но не психологическими приемами, а чисто техническими. Существуют позиции, где одного быстродействия, способности пересчитывать миллионы вариантов в секунду недостаточно. Тут требуется интуиция и «понимание» сути шахматной игры, которым компьютеры пока не обладают. Потом состоялись еще два аналогичных поединка. Не только Каспаров, но и Владимир Крамник (отобравший к тому времени у Каспарова чемпионский титул) сразились с новейшими программами, и оба матча закончились вничью. Ничья зафиксирована и в самой последней битве Каспарова с Fritz. Но тут на человеке попутно поставили и другой эксперимент. Он играл в очках, видя перед собой трехмерное изображение доски. Каспаров всегда приветствует разнообразные технические новинки и всячески способствует их продвижению. Вот только глаза и голова очень болели у него по ходу встречи. Что, конечно, служит ему серьезным оправданием, которое... снова никто не примет в расчет.

СТРАШНЫЙ ПОМОЩНИК

В чем смысл этих ничьих? Научились ли машины играть в шахматы так же или даже чуть лучше, чем сильнейшие из людей? Или это не игра? Наверное, все-таки игра, коль скоро есть правила, соперник, счет. Но в том смысле, о котором говорилось выше, игра компьютера – это не проявление его разума и не появление искусственного интеллекта.

Машина по-прежнему считает все лучше. И ей уже не требуется целый этаж, заставленный аппаратурой. В дебютной книге Fritz 2,5 млн вариантов, в его базе миллионы партий, сыгранных в разные годы. Говорят о неравенстве: мол, у человека-то нет под рукой подобной библиотеки и, что если бы у Каспарова имелся даже примитивный компьютер, он без труда победил бы. Но ведь в том же и смысл – поединок человека как он есть и машины как она есть. В том-то и штука, что гроссмейстер просчитывает в секунду три хода, а компьютер – три миллиона. А победить при этом может любой из них – вот что любопытно. Кстати, подобный экспериментальный матч сыграли тот же вездесущий Гарри Кимович и болгарин Веселин Топалов. Во время игры каждый мог пользоваться своей машинкой, и зрелище вышло довольно скучное, ничейное, и победителя выявили в простом человеческом блице.

Компьютер стал непременным участником тренировочного процесса. Благодаря ему за последнее время в теории шахмат почти не осталось белых пятен. Популярные классические варианты просмотрены хода до 20-го. Все всё теперь знают, ты мгновенно залезаешь в одну из многочисленных баз данных и находишь нужную партию. Многие опасаются компьютеров не в качестве соперника человека, а в качестве его помощника. Разумеется, даже лучшие программы все еще очень далеки от совершенства. Слабых мест, неудобных позиций для них до сих пор немало. Они по-прежнему оценивают позицию с точки зрения непосредственной материальной выгоды и стремятся только к ней. Интуиция по-прежнему выручает людей в сложных положениях, с жертвами, с потерей материала в обмен на качество.

Однако сила биологического игрока оборачивается его же слабостью. Машина не устает, она не ошибется, не вычислит по ошибке, что 2х2=5. А человек может и будет ошибаться, как ошибся Каспаров, в буквальном смысле оговорившийся и двинувший на Fritz вместо одной ладьи другую, что принесло не почти достигнутую победу, а быстрое поражение. Устал, глаза заболели, голова распухла от мыслей и трехмерных очков. Чем дальше, тем меньше возможностей для ошибок будет оставлять электронный гроссмейстер. Довольно скоро чемпионы станут радоваться победам не в матчах, а просто в отдельных партиях. Потом пределом мечтаний станет хотя бы одна ничейка. Программы уже никогда не будут хуже, чем теперь. Они могут лишь совершенствоваться. А человек – не обязательно.

Каспаров не просто лучший игрок современности, он гений. Такие раз в сто лет появляются, и когда родится столь же талантливый шахматист, мы не знаем. То есть у компьютеров есть только одна дорога – вперед, а для людей пути открыты в любую сторону. Это не погубит шахматы. Человек всего лишь перестанет играть с машинами. Но играть в шахматы он никогда не перестанет. Надо извлечь максимум пользы из подобных поединков, пока возможность есть. Матч Каспарова с Fritz впервые видели во всем мире благодаря американскому каналу ESPN. Шахматы живьем, в полном объеме он никогда не показывал. А тут рейтинги вышли потрясающие. Вот она, реклама, не только для электронных корпораций, но и для вида спорта. Но компьютеры могут принести в шахматы не только деньги. Бездушная машина способна навести в них порядок и привести к общему знаменателю. Все громче разговоры о том, что венчать чемпионский цикл ФИДЕ должен не матч между людьми, а матч сильнейшего из них с лучшим компьютером. Тот, по крайней мере, не капризничает.

Тивирский Алекс

Заповедник

Привычная толчея городского транспорта. Сотни примелькавшихся лиц. Годы мы ездим так - на работу, с работы. Знаем траекторию друг друга. Этот выйдет здесь, на следующей войдет курносая студентка. А следом - старушенция в развалившихся кедах (кто-то из внуков отдал?). Она таскает эту обувку уже года полтора. И вечные колготы плюс неопрятный платок. И слезящиеся глаза. Рядом примостится мужик - в деловом костюме, но воняет, как грузчик. Ему выходить через две - сразу подойдет к киоску, купит газету, уткнется в спортивную колонку. Дальше я не увижу - в серебряный вагон хлынет толпа. И "томно" задышит в затылок смазливая блондинка (дешевые духи, ядовито-сиреневая помада, затертая сумка). А сопливый мальчишка будет снова лепить кусочек розовой жвачки на сиденье. И кто-то обязательно сядет на этот размазанный кругляшок. Ругнется, попытается отодрать прилипшую намертво сладкую резину...

Иногда в вагоне появляется Кто-То Из Них. Неизменно в очках. Глазеет на нас, хлопая себя по груди - не то восторг, не то недоумение. Поди Их разбери.

Лет пять назад появились у нас. Братья по разуму, чтоб им... Приняли нас в какой-то "галактический союз" - а толку? Мы все равно так и останемся на своей планете. Нас не выпускают. Каждый день сотни, да что там - тысячи зведзолетов приземляются и взлетают. Из разных миров. А нам туда хода нет. "Нельзя, - говорят. - У вас тут заповедник. А у нас там дикая жизнь."

Как же, "заповедник". Нашли себе цивилизацию, не тронутую высокими технологиями жизни, и теперь глазеют на нас. Как на дикарей. А очки зачем? Да, кто знает? Много слухов ходит. Одни говорят - солнце у нас слишком яркое. Другие думают - это Они так защищаются от местных микробов. Сделали, мол, себе защитные поля и вмонтировали в стекла, чтобы наше сознание не корежить тем фактом, что заразные мы все поголовно. А в очках вроде бы прилично.

Нам не дают это чудо техники. Много чего дали - сотни полезных технологий. Даже вагоны, на которых я теперь домой за считанные минуты добираюсь. Лекарства - любые. Стоит нам только заикнуться - сразу тонны медикаментов. Приборов. Их долбанные специалисты обучают наших, как этим добром пользоваться.

Даже оружие - и то привозят! У Них кое-где настоящие звездные войны бушуют - таких пушек навезли, изверги галактические, уму непостижимо. А эти вот очки - ни в какую.

И всегда, что бы где ни заваривалось - поганцы эти инопланетные - тут как тут. Наблюдают. Смотрят, как мы убиваем друг друга. А потом лечим или восстанавливаем. Их же методами.

Сволочи! Ненавижу их.

Не-на-ви-жу!!!

И они это знают, чувствуют. Морды свои очкастые от меня воротят.

Еду на работу - обозреваю заспанные рожи. Еду домой - морды те же, но уже усталые. Нормальная фаза проходит где-то, когда-то. Только мне ее не видно.

А дома? У подъезда днем и ночью сидит дедулька в залатанном жилете. Сосед с третьего. Целый день в обнимку с радио. Только меня увидит - сразу новости футбола, политики и криминала. Осчастливит двадцатиминутной лекцией и заткнется.

Дверь грохочет, немытое окно цедит мутный свет, грязные ступени - третья с трещиной, почтовые ящики. Все на месте. Ненавижу.

У лифта, как всегда поддатый да измятый, жилец из квартиры с васильковой дверью. Жена покрасила. Чтобы он отличал, во что ломиться, хоть по цвету. Я прихожу - этот уже нализался. Сидит, пьянь, ждет, когда кто-то лифт вызовет. Сам не помнит, на каком этаже живет. А ползти вверх и искать - лень. Или сил нет.

И так каждый день. Иногда разнообразие в виде соседской кошки, пригревшейся на нашем коврике. Зараза, орет шибко, если ее с лестницы спустить. Но если в окно выкинуть - меньше слышно. Хорошо, ученая стала: как видит меня - удирает.

Возвращаясь к себе, первым делом иду на кухню. Голоден я. Готовит моя неплохо. Но раковина часто полна грязной посуды... Тоже мне, хозяйка... Может, снова ее "поучить"? Помогло ведь в прошлый раз. Вон, еда в холодильнике теперь всегда есть.

И зачем я на ней женился? Впрочем, когда женился, знал, зачем. Это после увольнения она изменилась. Выдра зачуханная. Сидит себе на чердаке весь день, солнца не видит. Совсем в вампира превратилась - только по вечерам спускается вниз. Забирался я как-то к ней на чердак, смотрел, что она делает. Идиотка, лучше бы хозяйством занялась, а то ерунду несусветную рисует. Не умеет, а малякает целыми днями. Какие-то фигурки искореженные, рахитичные лошади да больные, битые плесенью пейзажики. Я осторожно намекнул: "не в свое дело полезла", а она разревелась. Двое суток со своего чердака не слазила. Потом я немного напомнил ей о дисциплине. Ну, пришлось, конечно, свозить эту чокнутую в больницу, пару ребер срастить. Но на мои же деньги. Сам заработал, сам и потратить могу.

Зато она теперь каждый вечер спускается. Исправно сидит возле меня часок-другой. Потом - постель. Если мне хочется, конечно. Дальше - не знаю. Может, она спит рядом до утра. А может, снова на свой чердак забирается. Мне без разницы. Мне утром на работу. Некогда о таких мелочах думать...

Поначалу хотел я развестись, а потом решил - ну ее. Снова искать бабу? Они же все одинаковые.

Вон, фифа-бухгалтерша - почти дистрофичка. Ножки тонкие, каблуки-иголки. Движется тебе навстречу - ну, чисто конструкция из проволоки. Только прическа как-то спасает положение. Заглянул как-то к худорбе этой на чай. Ну, ничего, постанывает она профессионально. А все остальное - фигушки. Не накормит, пивка не выкатит. Даже поговорить с ней толком невозможно. Так что к бухгалтерше я наведываюсь, если уж совсем припрет.

А образина с первого этажа? Та, от которой муж сбежал и оставил с тремя детишками? Мимо ее двери проходишь - слюной ведь изойти можно - до того вкусно пахнет! И пироги, и борщи, и жаркое!.. Но эту расплывшуюся рыхлятину даже в темной подворотне зажать нельзя. Импотентом станешь.

Как-то забрел я к ней - сумку какую-то помог донести. Она меня булочками угостила. Вкусными. Ну, хотел я отблагодарить ее, как сам понимаю. Она же два года без мужика... Шарахнулась в сторону. Пришибленная клуша...

Оно и к лучшему - до сих пор не понимаю, что на меня нашло?

Нет уж, мне моей идиотки зачуханной хватит.

Захочется хорошо ночку провести - сниму кого-то. А моя выдра хоть и не фигуриста, зато воспитанию поддается. Стирает, полы моет иногда - и ладно. Пусть сидит на своем чердаке. Что она там делает - мне без разницы. Туда я года полтора не поднимался. Зачем?

Так и живем: она - сама по себе. Я - сам по себе.

Скука. Дом-работа. Работа-дом. Рожи. Очкастые инопланетчики.

Каждый день.

Только одна радость осталась. КНИГИ.

Я много читаю. Запоем. Не глядя на названия и имена авторов.

Фентези или фантастику. Не ту, где про звездолеты - этого добра я насмотрелся. А ту, где про другие реальности - параллельные, перпендикулярные, еще фиг знает какие... Как хочется закрыть глаза и оказаться там, в мире, о котором читаешь!

Чтобы острый меч в руках.

Быстрый конь.

Бескрайняя степь, покрытая рубиново-алыми маками.

Или ромашками. Или... неважно - но чтобы до горизонта.

И дожди, сверкающие миллионами алмазных капель.

Медово-золотые горы.

Или...

Да что говорить!? Кому? Этому сброду? Вон их сколько - шатаются вокруг, в свои заботки мелкие погружены. Не думают, что где-то может быть столько прекрасного. Ну и пусть гниют, опутанные рутиной, пусть.

А я - не такой...

Серебристый вагон умчался, унес моих попутчиков. Дальше мне идти пешком. И думать, что этот день будет таким же, как и все те, прежние - прожитые и забытые.

Сворачиваю к дому...

... и едва не задыхаюсь.

ВОТ ЭТО УДАЧА!

Нет, это невероятно! Единственная технология, которую так и не подарили людям, обиженно поблескивала в траве. Я огляделся - не наблюдает ли кто? Быстро поднял очки и сунул их в карман. Пусть торчит дужка - так и надо. Нормальный гражданин идет по улице и в кармане у него - самый обычный предмет. Стилизованный под эту недосягаемую штучку, но ничего особенного.

Главное - не привлекать внимание. Идти спокойно.

А хотелось быстрее оказаться дома, надеть очки и... Что увидеть? ЧТО? Перехожу на бег. От нетерпения. Это же надо! Я - обладатель тайны! Самой заветной, самой желанной тайны на Земле!

Не верится.

СТОП! Балбес! Ведь меня могут вести спецслужбы, войду в подъезд - возьмут, тепленького. И не то жалко, что возьмут, а то, что я в руках это чудо инопланетное держал, да не глянул ни разу.

Нет уж! Пошли вы все. Кто нашел, тот и пользуется - и водружаю очки на нос.

Смотрю вокруг - так обидно! Ничего не изменилось, НИЧЕГО! Все, как было - и деревья, и дома... Дорога, машины стоят... мячик забытый лежит... А вдруг нужно быть НЕземлянином, чтобы увидеть?

Вот и дом мой. И сосед-сморчок с третьего сидит - сейчас начнет про политику... Может, удастся пробежать мимо? Чтобы он не заметил? Кажется, задремал старикан. Или задумался...

Вокруг него кружат мухи, мотыльки, жуки... Синяя с оранжевым бородавчатая жаба пристроилась на приемнике - улыбается зубато... земноводное с зубами? Сдергиваю очки - нет ничего. Один старик сидит, задумался, под ноги глядит... А смотрю через стекла - они снова тут. Носятся, мельтешат... Зеленая навозная муха - жирная, с заплывшими глазами и толстыми пальцами на лапках... СТОП! Это же муха? Вроде бы... но почему-то напоминает крикливую бабенцию: раз в три-четыре месяца эта неопрятная мымра появляется в нашем подъезде и исчезает в квартире на третьем этаже. Иногда с ней приходит мужчина - рыхлый, точно разварившийся пельмень. Э... да вот же он - не то трутень с надорванным крылом, не то дистрофичный шмель, измазанный сажей. Ему тяжко летать, он постоянно шлепается в пыль, замирает, снова взлетает, в попытке догнать супругу - и опять падает... И юркий мотылек с золотистыми крылышками тут же, порхает, попискивает восторженно: "Деда, а деда, расскажи еще про фею из добрых писем и чудовище в дымоходе!" И зеленая муха тотчас бросается ястребом, жужжит: "Не смейте ребенку глупостями голову забивать - дети должны расти прагматиками и реалистами."

Назойливым хором звенят кузнечики, и грохочут цикады, словно две тысячи кастаньет. А жаба на приемнике то и дело хватает насекомых скользким языком, жует и выплевывает... И у каждой букашки - лицо человеческое. Маленькое, искореженное, но человеческое. И все звенят, дребежжат, кричат, плачут, просят, умоляют... а потом - срываются и уносятся... Жаба ковыляет вслед.

И старик остается один.

В ТИ-ШИ-НЕ...

А вокруг - поле гладкое, белое... Мертвое.

И прорастает, вскормленное беззвучием, дерево. Из крови. Пульсирует ствол, перегоняя алую жидкость. Листья-капли набухают на ветках, срываются зловещим дождем. Но ни плеска, ни шороха, ни приглушенного звона...

Только всхлипывает приемник, словно устал кричать, изгоняя одиночество.

...Внезапно я понимаю, что старик смотрит на меня - испуганно-удивленно.

- Что с вами? Плохо?

- Нет, все в порядке.

Разворачиваюсь и ухожу. Нет, убегаю, спасаюсь от видения. А сердце забывает о ритме, сбивается, сволочь. Пора менять этот кусок мяса на хороший инопланетный "метроном". Пока не поздно...

Стою, прижавшись к стене, восстанавливаю дыхание. И думаю: надо бы выбросить эти очки.

По лестнице спускается клуша-разведенка. Шла бы дальше, видеть ее не могу. Но нет - останавливается, почту проверяет, роется в ящике, словно какой-то безмозглый идиот мог прислать ей любовное письмо или чек на миллион... Юбка с пятном на заднице - не смотрела, что ли, дура, в зеркало перед выходом?

Свет через мутное оконце проникает в подъезд, падает на ее рожу. Нет, нужно запретить бабам с такими лицами ходить по улицам. Глазки маленькие, блеклые, ресниц нет - выгорели? Или спалила, наклоняясь над своими кастрюлями? Кожа дряблая, серая. А прическа!!! Запущенный газон, а не прическа. Волосы торчат в разные стороны, словно банку клея на голову ей вылили, да подвесили вниз башкой на целую ночь. И эти непонятные нитки, тянущиеся из головы - цветные, толстые, тонкие - вьются, рассыпаются по плечам, спускаются на пол. Разрастаются, ложатся на ступеньки, сплетаются... узорами. Кружевами. Рисунками неземной красоты. Огонь, снежинки, кристаллы. И бисеринки событий по ним - светящиеся или матовые. Одни смеются, скачут по нитям солнечными зайчиками. Другие - лежат кляксами.

И нет ни подъезда, ни лестницы, ни почтового ящика - весь мир - узоры, переплетения, узелки, бусинки...

От меня тоже тянется ниточка. Серая, тонкая. Вплетается в кружево, петляет, рисует нехитрые завитки и... обрывается. Только узелок не дает моей нитке покинуть узор...

Кружевной мир покачивается, переливаясь, и расплывается. Громыхнула дверь, выпустив толстуху.

Осталась лестница, почтовый ящик, ступени - третья с трещиной, мутноватое окно.

И я...

Спотыкаясь, бреду к лифту. Пьянь тут как тут - приклеенный. Нет, не хочу смотреть на него, очки долой! Но никак не сорвать их с лица - словно приросли проклятые! Глаза бы закрыть, да я не успеваю.

Погружаюсь...

Склянки, бутылки вокруг - шагу не ступить. Ни неба, ни земли не видно. Надломленные солнечные лучи бьются в осколках, и умирает раздробленное светило...

Огладываюсь - что в этом сосуде? Парты, крошечные парты, вырастают. Появляются стены, училка в затасканном костюме брезгливо морщится, глядя на стоящего у доски...

В другой бутыли что-то липкое и грязное копошится, бранится... мерзость.

В третьей, четвертой, да еще в добром десятке - кривляющиеся рыла, корчащиеся в судорогах тела. Силуэты растворяются в булькающей жиже, расползаются дымом цвета гнили. Мимолетные. Неизменно отвратительные...

Вот еще одна стекляшка. Но не просто мутный сосуд, в котором что-то было, да исчезло. Там, внутри мерцание, свет, разноцветные переливы. Приближаюсь, вглядываюсь... Девушка бежит по полю. Вплетенной в ее кудри лентой играет ветер, а вокруг маки и ромашки - до самого горизонта... почти, как в моих мечтах. И кажется - вот сейчас юная незнакомка взмахнет крыльями, взлетит птицей, забыв на траве васильковую ленту, и потеряется в небе. Догнать бы ее и никогда не выпускать из рук. Но она - маленькая фигурка в стеклянной бутылке - недосягаема...

Ни для меня, ни для пьянчуги, лежащего в луже собственной мочи.

И знать бы еще, зачем его стерва-жена покрасила дверь в ТАКОЙ цвет? Васильковый...

Вызываю лифт, жду, когда нетрезвеющий сосед заползет внутрь. Он поглядывает на меня удивленно: хоть и пьян вдрызг, а сообразил, что я сегодня не сказал ему "поживее, вонючка"...

Не смотри на меня так. Я скажу. В другой раз.

Вот и моя квартира. А сердце колотится. Как у всех - слева. Отбивает гимн асимметрии... крикнуть бы ему "заткнись!", да не могу. Увы.

Ключ никак не войдет в замок, и я в ярости колочу ногой по двери - сговорились! Кошка, лакомившаяся у мусоропровода тухлой головой селедки, опасливо косится на меня и удирает вниз. Предусмотрительная дрянь. Ничего, попадется она мне еще... А дверь не поддается. И никак не слиться с долгожданным "я дома" - последний шаг, шажок крохотный остался, а его не пройти. Ломаю ключ в замке, колочу в дверь - никакой реакции. Снова лахудра моя заперлась на чердаке, сидит в наушниках и слушает свои тупые баллады на языке, которого не понимает. Дура! ДУРА!!! Открой! Муж пришел!!!

Не слышит...

Я б... да сейчас... да эту проклятущую деревяшку... ногой... чтоб ее... и...

Но дверь отворяется сама. Не заперта была.

Идиотка, снова забыла закрыть на замок.

Ну да черт с ней, сегодня прощаю.

Хлопаю створкой, матерюсь погромче - дома я или нет?! Сейчас прибежит моя "ненаглядная" и получит за то, что не открыла вовремя.

Странно. Не идет. Чем она там занимается? Опять малюет, ненормальная. Убью...

Сказал же ей вчера: когда я возвращаюсь домой, ты - чистая, накрашенная, в красивой одежде - должна сидеть и ЖДАТЬ. И тогда у тебя будет все.

Поднимаюсь на чердак - пусто. Нет ее. Но убрано, весь хлам разложен по полочкам и коробкам. Чисто.

Так-так... и обед есть, и посуда вымыта.

Хо-ро-шо! Значит, лахудра моя за ум взялась, поняла, наконец-то, что дурью страдала. Здорово! Значит, правильно в книженции написано: надо ставить перед женщиной цель и добиваться, чтобы выполнялось. Ну, моя-то знает, что у меня "добиваться" и "добивать" - синонимы.

Да вот и она сама - дрыхнет на диванчике. Расфуфыренная, даже туфли новые натянула! Чудеса! Все-таки, хороший я учитель, действуют мои слова на убогих. Ладно, спи, идиотка, спи... чучело мое недобитое. А я посмотрю пока - что там у тебя за рычажок такой западающий в башке? Буду знать - дергать будет удобнее...

Ну-ка, инопланетная технология, давай, показывай, раз уж не избавиться мне от тебя никак.

Странно. Ничего не меняется. Почти. Только стало черно-белым. Может, звезданулись-то очки, пока я в дверь ломился? И выдра моя неизвестно куда делась. Нет ее! Но ведь только что тут лежала, на диване!

Эй! Отзовись!!

Заглядываю на кухню. И попадаю в ловушку. Металлические монстры тянутся ко мне, хватают, бьют головой о холодильник, топят в раковине, полной мутной воды... выдираюсь, бегу по коридору. Врываюсь в спальню. А тут все бесцветное. Окон нет. Потолка - тоже нет... над головой серое марево - то ли небо, то ли безнадежность. Только углы исчезающими линиями рвутся ввысь. Четыре угольных штриха. Как четыре копья. И кажется, вверху венчают их чьи-то обрубленные головы... На месте кровати - пропасть. В такую если упасть... нет, лучше не падать. Ведь там, внизу, живет чудовище. Оно не сожрет тебя и не выпьет твою кровь. И даже не покусает. Просто будет рядом. Всегда. А ты будешь умирать под его диктовку. Сам себе вырвешь сердце. Вставишь вместо глаз зеркальные осколки. Сломаешь крылья и гвоздями прибьешь пальцы к земле. Твои мечты вытекут из ран, смешаются с грязью. А чудище станет наблюдать. Без радости. Без наслаждения. Без любопытства. Но не позволит тебе отступить от плана - все должно быть, как оно желает...

Не дышу, отступаю от края пропасти...

Бегу на чердак - где-то же должна быть моя лахудра - пусть объяснит, что происходит! Несусь по лестнице, а ступеньки под ногами не скрипят - поют. И словно помогают мне быстрее подняться. И на душе становится легко...

Ну же! Ты должна быть тут!

Вбегаю и...

...лечу...

Нет, не падаю. Но несет меня куда-то - и не разобрать направления.

Мир взрывается красками. Цветами, звуками, огнями и смехом. Хочется радоваться, веселиться - отныне и бесконечно. И не сметь грустить! Здесь нет места темному. Здесь не приживется печаль.

Вы ждали меня, дивные создания? Это ликование - в честь меня?

Но кто вы?

Изумрудные птицы, на чьих крыльях сверкает золото.

Длинноухие четвероножки, плетущие из травы чудные домики.

Двуглавые гиганты-онги, изрыгающие пламя.

Юркие крохотные лелиоки с волшебными голосами.

Пышнохвостые теминоги и кружевные семжальки.

Шигоры, зунзуни и гуоры. Бежионы. Амевии...

Сколько вас! И почему я знаю ваши имена?

Почему здесь и солнце, и дождь, и снег, и ночь, и лето - одновременно? И падают листья, червленые-золоченые. И рвутся на волю тонкие зеленые травинки...

А воздух прозрачный, и видно далеко. Но не понять - город вокруг или лес... И строения, сросшиеся с деревьями - перекрученные, выпускающие ветки и корни.

А вот и мое чучело. Сидит на полянке.

Странно, я думал, она будет этакой волшебной феей. Красавицей. У которой вьются волосы, длинные ресницы обрамляют глаза, шуршат складки на платье, трепещут на ветру прозрачные накидки... Но нет ничего. Она такая же зачуханная выдра: свитер заляпан краской, драные джинсы. Жидкий хвостик торчит на макушке. Все так же, как наяву... только она светится. Улыбается. Смеется. Я давно не видел ее такой... полной жизни.

Она оборачивается и замечат меня - незваного гостя. Смотрит пристально... всего мгновение. Или целую вечность. Разглядывает, словно не узнает...

И растворяется. А мир вокруг трескается, осыпается искрящейся пылью. Вот улетают птицы, а деревья пожирает неизвестная точка схода... та, из которой растет перспектива... Я остаюсь наедине с осиротевшей геометрией. И мне больше нечего ждать.

Нечего...

Закрываю лицо руками, не в силах смотреть. И лишь тогда понимаю, что последние произнесенные слова еще звенят в воздухе.

- ...ухожу от тебя...

Уходит...

Нет, ушла! Уже ушла.

Почему же я не радуюсь? Ведь несколько минут назад я не ощутил бы ни капли сожаления. А теперь кажется, что потеряно так много... Но ведь я просто посмотрел на нее... внимательно. Всего лишь!

Что ж это такое? Неужели очки эти нас наизнанку выворачивают? Выпускают закованное в душу - и хорошее, и плохое.

Люди, живущие рядом. Как же так? Вы все оказались не такими, как снаружи. Обман... вместо серого однородно-вязкого, вас наполняли цвета, краски, чувства...

А что со мной? Если посмотреть на МЕНЯ - кто живет там, внутри? Я знаю или не знаю? Это так легко проверить.

Нужно только подойти к зеркалу,

взглянуть на свое отражение.

И...

- нЕльзяаАааааа, - шелестит над ухом, и чья-то рука осторожно избавляет меня от недавней находки.

Существо в темном балахоне стоит рядом. Не понять, как оно здесь оказалось. И когда. Кто-То Из Них. Понятно, зачем - это должно было случиться...

И что дальше?

- Ну, мне известна ваша "страшная тайна". Теперь вы меня убьете?

Пришелец смотрит на меня укоризненно. Словно я сказал невероятную глупость.

- тебЯа нЕ наАаадДо уБиивАать, - произнесло существо, слегка склонив голову. - ПоЗднОоооооо...

Оно бережно прячет в футляр очки. Потом на миг замирает - и слегка преображается: становится выше, худее... чуть больше похожим на человека.

- Извиняюсь. Я не имею права оставлять это, - объясняет мне, как неразумному младенцу. - Вам нельзя даже знать об этой технологии.

- Почему?!

- Сначала вы разучитесь мечтать, быть разными. Как мы разучились... - мой гость произнес это печально. И мне показалось, что я разговариваю с женщиной. - После будете часами смотреть в зеркала и ждать появления удивительного и неповторимого. Того, что недоступно другим. А в итоге растеряете все... все до последней капельки... Мы не можем этого допустить. Вы для нас заповедник. Напоминание о том, какими раньше были все расы в галактике.

Существо продолжает говорить. Что-то правильно-нудное. Про то, что мы должны уметь видеть друг друга, не пользуясь невероятными технологиями. Про то, что все сокрыто в нас самих. И никакое стекло не подарит нам ничего нового. И не отнимет.

Но я уже не слушаю. Плетусь на кухню. Не знаю, зачем. Наверное, чтобы не слышать эту инопланетную болтовню... Тупо пялюсь на холодильник. На вмятину в дверце... вспоминаю, как моя выдра осела на пол, держась за разбитую голову. А кровь, просачиваясь меж пальцев, капала на пол... За что я ее тогда?

И прежде, и после, не однажды - за что?? Но она никогда не плакала при мне.

Ни разу... А я ни разу не просил у нее прощения.

Вот они мы какие - заповедные. Глядите на нас. Восхищайтесь. Ужасайтесь.

Или не смотрите. Закрывайте глаза, чтобы не видеть...

Я знаю, почему Любой Из Них постарается от меня отвернуться... и почему моя зачуханная идиотка никогда не вернется.

Знаю.

У меня же были эти вожделенные инопланетные очки. И я смотрел на свое отражение. Пусть всего одну секунду. Или меньше.

Но я помню увиденное в зеркале...

И, небольшая задачка под занавес:

Если две машинистки набирают две страницы текста за две минуты, то сколько нужно машинисток, чтобы набрать 18 страниц за 6 минут?