Поход в горы

Глава 1. Горы Янгиабада

Ночь опустилась на горы Янгиабада. Их было четверо. Дядюшка Поджер, молодой эсквайр Эндрю, леди Гамильтон, урожденная Янь Сунь, и находящаяся на изломе жизни юная леди Наина, крещенная Валенсия. Это были люди одного круга. Решение пойти в горы пришло неожиданно, каждый обнаружил «щель» в напряженном расписании жизни. Оказалось, что временная «щель» открылась в пятницу вечером. Отбросив предрассудки, компания ушла в горы в ночь, и сейчас довольные своей смелостью четверо друзей шли  в абсолютной темноте, удивляясь своему безрассудству.

Теперь, когда  люди их круга были вовлечены в изнурительные споры о путях спасения страны, пять лет назад сорвавшейся в пропасть   экономического кризиса и теперь парящей в свободном падении, уйти в горы было особенно приятно. Правда, молодой эсквайр Эндрю взял с собой транзистор, чтобы следить за событиями дня. Но прибор так ни разу и не был включен.

Стояла осень. Почва на тропе рассыпалась в пыль. Компания шла к хорошо знакомому месту. Впереди шел молодой эсквайр Эндрю. Он держал в руках мощный фонарь. Пока он шел, остальные стояли на месте, ожидая, когда он посветит им дорогу. Отходя на небольшое расстояние  от них,  молодой эсквайр Эндрю останавливался и освещал остальным путь. Идти таким образом было нетрудно и даже приятно.

Все были довольны, что, наконец, выбрались из душного города.  Наина , крещенная Валенсия, вполголоса говорила о том, как хорошо, что они наконец снова здесь, что надо чаще выезжать, что надо впредь выходить в горы только ночью, что уже скоро должны  прийти, а как только придут, так сразу поставят кипятить чай, что какая темная ночь, и звезды могли бы  быть и поярче…

Очень скоро они дошли до знакомого места. Мужчины организовали огонь, женщины занялись стряпней. Леди Гамильтон, урожденная Янь Сунь, с ужасом вспомнила, что не взяла заварку, которую обещала захватить. Про соль она боялась даже заикаться, т.к. впервые о соли подумала только сейчас. Наина сказала, что хотела взять чай, но тоже забыла его на столе, и что в страшной спешке она забыла не только чай, но и мыло, сливочной масло и персики.

У дядюшки Поджера было хорошее настроение. Он не долго ругался. Он сказал, что никогда не доверял женщинам и поэтому взял   и мыло, и соль и   заварку. Бросив все дела, он прочел небольшую назидательную лекцию о том, как надо собираться в дорогу.

- Берите пример с меня, – сказал он, указывая на свой туго набитый рюкзак, который он с трудом отрывал от земли, поэтому молодому эсквайру Эндрю пришлось нести палатку и продукты, - я взял  собой все, что может мне понадобиться в дороге…. .

 Дядюшка Поджер закончил речь тем, что  вытащил из рюкзака ящик с инструментами, извлек оттуда молоток, плоскогубцы и кулек с гвоздями. Артистическим движением руки достал из специального мешочка заготовленные заранее пятак и стал чинить расшатавшийся топор. Время от времени он покачивал головой и бормотал: «Боже мой, что бы вы без меня делали?»

Ужин удался на славу. Правда в горах ужин всегда получается хорошим. Его можно готовить с завязанными глазами, бросая в котелок все подряд в любом порядке. От стола, вернее от клеенки, постеленной прямо на земле, все отвалились одновременно.   Все понимали, что теперь пора ставить палатку, но туго набитый желудок подсказывал, что можно лечь прямо на земле на открытом воздухе. Как будто не очень холодно. Леди Гамильтон, урожденная Янь Сунь, сразу согласилась на предложение ничего не делать и лечь прямо так. Молодой эсквайр Эндрю лениво обронил, не шевельнув ни одной конечностью: «Хорошая мысль, правда черный альпинист будет заглядывать в глаза». Конец фразы потонул в диком вопле, который вырвался из недр юной Наины, крещеной Валенсии. На миг все оглохли. Немного оправившись, Наина, крещеная Валенсия, объяснила кротким голосом, что собой не владеет, и  по- видимому будет так кричать всю ночь напролет, если останется под открытым небом. Вопрос больше не обсуждался.

            Дядюшка Поджер сказал, что ставить палатку – дело ответственное, поэтому он все берет на себя. Для начала все были названы болванами, потому что не умеют держать ровно палки, светить прямо туда, куда ему захотелось посмотреть, подкладывать камни туда, куда ему их надо подкладывать. Поскольку после ужина осанка дядюшки Поджера сделалась немного выгнутая, он тяжело ступал неверными ногами и без конца спотыкался о веревки. Наконец он выбился из сил и сказал, что жалеет, что вообще связался с такими дураками. Заканчивал дело молодой эсквайр Эндрю.

Компания считала себя бывалыми туристами. Перед тем, как отойти ко сну по заведенному когда-то порядку все начали собирать вещи, разбросанные по всюду, в одну кучу. Наина, крещеная Валенсия, предложила посуду не мыть. Леди Гамильтон быстро согласилась. Грязная посуда была слегка завалена мешком с овощами. Довольные собой и жизнью друзья полезли в палатку. Каждый лежал, широко открыв глаза в непроглядный мрак ночи. Наступил момент, когда все вспомнили, что они люди одного круга.

Глава 2. Первая ночь

Дорогой читатель, был ли ты когда-нибудь в Средне Азиатских горах? Приходилось ли тебе лежать на жестком полу палатки после тяжелого перехода. Ты понимаешь, что ты оставил уют городской квартиры для единения с природой, что это похвально, и что лежащие с тобой рядом соратники понимают тебя и тоже с гордостью сознают, что отдали в жертву горам мягкую теплую постель, электричество, телевизор, ванную с горячей водой… Лежа в палатке, чувствуешь себя романтиком, философом, способным пренебречь удобствами жизни, что не хочется спать, а хочется воспарить душой к небесам и говорить о душе и о боге.

Наша компания причисляла себя к высокоинтеллектуальным кругам ташкентского общества. Разговор начали с анекдотов про Штирлица и про Василия Ивановича. Друзья понимали, что они люди одного круга, поэтому не стеснялись в проявлениях юмора и веселья. Ржание стояло как на конюшне. Анекдоты перекладывались заумными философскими разговорами о том, к примеру, есть ли бог, или может его совсем нет? Что первично – сознание партии или стремительно исчезающая материя бытия. Спорщики  так распалялись и вешали друг на друга такие   ярлыки, что порой казалось, что они не принадлежат к одному кругу. Например, леди Гамильтон, урожденная Янь Сунь, будучи увлечена гороскопами, изданными тиражом 20 тыс. экземпляров издательством «Ешлик», прямо без обиняков обозвала всех по восточным названиям года. Бесстрашно назвавшись  козой, она   обращалась к другим не иначе как бык, дракон и обезьяна, после чего поведение людей в палатке просто перестало походить на человеческое.

Дракон (молодой эсквайр Эндрю) узнав от любознательной козы (леди Гамильтон), что его символ иллюзорность, признался, что действительно с ним происходят порой странные вещи. Он только собрался говорить об этих странностях, как Наина (год быка) предупредительно издала пробный вопль в предчувствии чего-то ужасного. Надо отметить, что компания подобралась на редкость «удачно». Леди Гамильтон обожала ужасы. Мистика будила в ней самые потаенные струны души. Различного рода странности и непонятности, которые обычно сопровождают кошмары, повергали ее в упоительный трепет. Пережитое оставляло   по себе сладостные воспоминания. Наина от малейшего признака на мистичность совершенно теряла себя и уже не могла отвечать  за свои поступки.

Три часа ночи, время откровений. Дракон поделился с друзьями и рассказал о тех странностях, какие происходят с ним. Он сказал, что в какие-то моменты он исчезает, он растворяется в пространстве. Все его слушали с сочувствием. Рефреном его исповеди служили неритмичные выкрики, исторгавшиеся Наиной, крещеной Валенсией, всхлипывания, невнятные мольбы и громкие трагические сморкания.

Глава 3. Таинственные превращения дракона

-   Первый раз это произошло со мной  в детстве. Я исчез из собственной коляски. Я растворился в воздухе. Мое сознание не прерывалось. Оно присутствовало, оно было всюду. Я вспоминаю этот момент, и у меня нет определенного ракурса видения. Я видел коляску со стороны и одновременно смотрел в лицо перепуганной матери прями из коляски. Я был одно лишь сознание – созерцание без воли, без тела, без мысли. Это удивительное чувство, мне   трудно передать его словами, – с этими словами  молодой эсквайр Эндрю исчез.

Леди Гамильтон испытывала в этот момент настоящий сладострастный ужас. Испить удовольствие ей помешал дикий вопль, который сотрясал безвинное тело Наины, крещеной Валенсии. Вопль разбудил всхрапнувшего было дядюшку Поджера.

Молодой эсквайр  Эндрю отсутствовал недолго. Когда он наконец появился, Наина сквозь всхлипывания и сморкания прямо в свой нейлоновый рюкзак заявила, что у нее началось воспаление легких, что у нее защемление нерва под левой лопаткой, и вообще она чувствует, что сейчас прямо умрет.

Леди Гамильтон предложила ей сделать интенсивный массаж, на что Наина согласилась, сообразив, что пока ей будут мять бока, разговор вряд ли коснется мистических тем. Окончательно проснувшийся дядюшка Поджер с энтузиазмом предложил свои услуги. Леди Гамильтон уверила дядюшку Поджера не беспокоиться, что она сама справится с эти делом. Бедная Наина безропотно подставила свою голую спину под безжалостные кулаки леди Гамильтон, урожденной Янь Сунь. Когда дело было закончено, Наина кротко поблагодарила леди Гамильтон, сказав, что теперь она совсем не чувствует защемленного нерва, и что теперь его можно защемить еще в нескольких местах, она все равно это уже никогда не почувствует. Леди Гамильтон с чувством удовлетворения покинула спину подруги.

Если с защемлением нерва справились довольно оперативно, то усиливающийся насморк Наины грозил к утру затопить палатку.

-  Надо бы чай разогреть! - как бывалый турист и опытный врач сказала леди Гамильтон, уютно закутываясь в одеяло.

-  Да! - Поддержал дядюшка Поджер - Сейчас мы все встанем, разведем костер и  заварим чай. Знаешь, Наина, тебя спасет только горячий сладкий чай с хорошим бутебродом.

Молодой эсквайр Эндрю сказал, что сейчас 4 часа ночи, и самое время перекусить. Наина сказала, что это очень хорошо, они все сейчас встанут и поедят. После чего в палатке воцарилась мертвая тишина. Друзья разом уснули.

Глава 4.  На следующий день

Утро было жаркое и позднее. Где-то около 12 часов. Пили кофе, варили похлебку. Охваченные мыслью, что они люди одного круга, друзья за завтраком «обмыли кости» своим знакомым и, убедившись, что присутствующие в отличие от всех отсутствующих самые умные и правильные, они в хорошем настроении отвалили от стола.

Дядюшка Поджер сказал: «Будучи связанным по роду своей деятельности с интенсивным интеллектуальным трудом, я не могу разбазаривать свое драгоценное время подобно вам, бездельникам. Я сажусь в тень и начинаю работать». С удовольствием оставив дядюшку Поджера сторожить палатку, компания из трех человек двинулась вверх по ущелью. Шли медленно, не спеша, как бараны, поедая все съедобное на своем пути. Наина вполголоса говорила, что в этом году ходит по горам гораздо лучше чем в прошлом году,  боится всего гораздо меньше, что вокруг так красиво, и что она клянется теперь ездить в горы каждую неделю. Ни одна мысль не тревожила сознание леди Гамильтон. Она спокойно брела по тропе, что-то тихо напевая себе под нос. Молодой эсквайр Эндрю время от времени исчезал, растворяясь в природе, то выливался ручьем, то застывал камнем на скале. Один раз даже стал кустом и закачался  на ветру… Днем почему-то это не вызвало ужаса, какой охватывал женщин ночью. Один раз женщины сами попросили молодого эсквайра Эндрю исчезнуть ненадолго, потому что намеревались искупаться нагишом.

Все кусты ежевики были самым тщательным образом обысканы, и все ягоды были самым добродетельным образом съедены. Леди Гамильтон каждый раз поевши с куста, одну ветку, особенно сильно усыпанную ягодами, оставляла для дядюшки Поджера. Но через несколько шагов с удивлением обнаруживала ветку пустой. «Чудеса! – Искренне удивлялась коза, – ягода сама прыгает ко мне в рот». Однажды, а потом дважды им попалась желтая алча, которую дядюшка Поджер наказывал собрать на варенье. « Потом, на обратном пути» - говорила ленивая леди Гамильтон на предложение молодого эсквайра Эндрю собрать ягоды. На обратном пути леди Гамильтон с энтузиазмом было взялась собирать желтые янтарные ягоды, но очень скоро ей стало скучно, и она принялась убеждать молодого эсквайра Эндрю, что это чистая блажь собирать желтые ягоды, когда вокруг палатки полно черной и красной алчи.

Вернулись к пяти часам, ужасно голодные.  Дядюшка Поджер собирал черную алчу и не удостоил никого ни приветливым взглядом, ни теплым словом. Было непонятно, то ли он все-таки поработал, то ли весь день валял дурака.

Перекусили, попили чай. Наина вполголоса говорила сразу обо всем: знаках зодиака, о своих размышлениях, наблюдениях, воспоминаниях, ощущениях, самочувствии и пожеланиях. К вечеру с наступлением темноты леди Гамильтон после такого чудесного дня, после единения с природой почувствовала, что ее восприимчивая душа задрожала и отдалась ночи. Что-то сладкое греховное повлекло ее на небо к звездам. Она уже успела дважды прочертить звездное небо, оскалившись от удовольствия, когда Наина, отвлекшись от перечисления своих мироощущений, взглянула на небо  и увидела носящуюся по небу в бесовской радости подругу.

«Булгаковщина какая-то» – презрительно сказала она. Леди Гамильтон рухнула на землю, как подбитая на взлете утка. Наина преспокойно продолжала вполголоса вещать мысли, которые стройной чередой текли в ее хорошенькой головке. Наступила ночь.

 Глава 5. Ночь вторая, последняя

Молодой эсквайр Эндрю сказал, что он испытывает какой-то особенный подъем, и что видимо сегодня ночью он хорошо по настоящему исчезнет. Наина нервно дернулась. Она собрала весь свой педагогический опыт и постаралась сказать как можно внушительнее, что этой ночью не потерпит безобразия предыдущей ночи, и что если молодой эсквайр попытается ее напугать, она его в кровь  пощипает. Молодой эсквайр  Эндрю сдержанно пообещал сделать все возможное, что в его силах, чтобы не прорваться наружу чудовищем, который вылезает из него по ночам. После этого он несколько раз с   ворчанием и рычанием перелицевался. Наблюдалась  явная  борьба с самим собой. Потом, вдруг на лице выдвинулась волчья пасть. Когда, наконец, с большим трудом ему удалось спрятать клыки, вдруг вывалились глаза. Качаясь на тонких ниточках, они свисали почти до пояса, издавая тихий звон. С трудом справившись с этим несчастьем, молодой эсквайр Эндрю вдруг оброс рыжей шерстью и заперхал, как простуженный пес. Все это менялось довольно быстро и сопровождалось странными звуками. Было впечатление, что молодой эсквайр Эндрю никак   не мог  засунуть весь этот ужас под приличную внешность. Это все выступало, вылезало, вываливалось. Только он заталкает одно, как выскакивает что-то другое. Дядюшка Поджер был занят дровами. Он как всегда считал, что он занят самым важным делом.

Леди Гамильтон , урожденная Янь Сунь, с интересом наблюдала за чудесной борьбой внутри   молодого эсквайра Эндрю. Она даже подошла по ближе, то приседала на корточки и трогала    рыжий кошачий хвост, то вскакивала на цыпочки, чтобы погладить мохнатые уши.

Ночью в палатке было тихо. Только Наина вначале выщипала из молодого эсквайра Эндрю всю эту погань. Молодой эсквайр Эндрю мужественно сносил боль. Затем эта возня унялась. Друзья забылись сном.  

                Сон Наины, крещенной Валенсии

            Она долго ходила по городу. Все искала кого-то. Наконец она увидела женщину. Наина поняла, что именно ее она так долго искала. Женщина привела ее в церковь и повесила на ее шею крестик. Священник, блестящий   как секретный физик времен Даниила Гранина мужчина шепнул ей на ухо слово, которое растеклось в душе эфиром и подняло ее пузырьками шампанского над попом, над церковью, над улицей. Она испытывала чувство   счастья. Вся   простота и красота мира разом открылась ей. И поняла она, что это хорошо. Она поняла, что бог сейчас видит ее и думает о ней.  И благость божья опустилась на нее. 
- Чего ты желаешь? – спросил, не спрашивая бог.
- Я хочу счастья для других людей, - ответила она и сразу поняла, что слукавила, выпалила это, не успев подумать и понять, чего же она хочет на самом деле.

Пузырьки исчезли. Наина заторопилась, стала быстро говорить умные и интересные фразы, раскрывающие ее глубокий ум и высокую душу. Но тем не менее движение вниз убыстрилось. И вот она уже летит вниз в кошмарную своей непроглядностью бездну. Вдруг она оказалась в своей квартире. Только свет не включен, и окна раскрыты настежь. Теплая ночь вдувает прозрачные воздушные как призрак занавески.

Вдруг за окном кто-то пролетел. Он был соблазнительно хорош, как начальник Вычислительного Центра Степанянц. Он летал и звал: «Ну выгляни в окно, шагни ко мне». Потом он рассердился и стал угрожать. Полеты его стали резче и стремительнее. На короткое время он исчез. Снова он появился в окне маленькой  стремительно приближающейся звездочкой.  Стало видно, что он несет в руках ребенка. В десяти метрах от окна он оторвал голову ребенку движением руки, обрывающем чеку   гранаты и бросил голову в раскрытое окно. Голова не попала в Наину и закатилась под стол. Тогда Наина решительным движением пододвигает поднос, уставленный детскими головами, который оказался рядом на столе и начинает быстро кидать головы в Степанянца. Когда удар пришелся ему по голове, радостный торжествующий крик вырвался из груди Наины.

Никто в палатке не шелохнулся. Леденящий ужас сковал тела. Пот выступил на лбах троих друзей до того безмятежно спавших и разбуженных этим страшным торжествующим криком. Молодой эсквайр Эндрю   прервал молчание. «Завтра встаем рано утром и уезжаем первым автобусом».

Глава 6. Долгожданный конец

Утро было позднее и безрадостное. Все двигались тяжело, как после болезни. Когда вышли на большую дорогу,   заметно повеселели. Молодой эсквайр Эндрю сказал, что надо идти быстро, чтобы успеть на автобус. Он  ушел  вперед и скоро скрылся за поворотом.  Дядюшка Поджер, прекрасная Наина и леди Гамильтон не спеша спустились к ручью  и с удовольствием напились грязной воды. Потом взвалили на плечи рюкзаки и медленно двинулись в обратный путь.

Сентябрь 1990